О чем молитва окуджавы

Данная статья содержит: о чем молитва окуджавы - информация взята со вcех уголков света, электронной сети и духовных людей.

Содержание

1 Удивительная история песни "Молитва" Булата Окуджавы
2 Удивительная история песни “Молитва” Булата Окуджавы
3 «Молитва» в исполнении Булата Окуджавы
4 Песня молитва булата окуджавы
5 Глава вторая «МОЛИТВА»

Удивительная история песни "Молитва" Булата Окуджавы

Пока Земля еще вертится, пока еще ярок свет,

Господи, дай же ты каждому, чего у него нет:

мудрому дай голову, трусливому дай коня,

дай счастливому денег. И не забудь про меня.

Пока Земля еще вертится — Господи, твоя власть!

дай рвущемуся к власти навластвоваться всласть,

дай передышку щедрому, хоть до исхода дня.

Каину дай раскаяние. И не забудь про меня.

Я знаю: ты все умеешь, я верую в мудрость твою,

как верит солдат убитый, что он проживает в раю,

как верит каждое ухо тихим речам твоим,

как веруем и мы сами, не ведая, что творим!

Господи мой Боже, зеленоглазый мой!

Пока Земля еще вертится, и это ей странно самой,

пока ей еще хватает времени и огня,

дай же ты всем понемногу. И не забудь про меня.

У этой любимой всеми песни существует два названия: "Молитва" и "Молитва Франсуа Вийона" ,

и долгое время считалось, что это вольный перевод Булата Окуджавы стихотворения этого средневекового французского поэта. Однако, Булат Шалвович впоследствии признавался, что к Вийону текст песни не имеет никакого отношения. Дело в том, что стихотворение "Молитва" не принимали в печать в советские времена по идеологическим соображениям, тогда Булат Шалвович придумал новое название, и в печать взяли. Музыка была придумана позднее, сначала были напечатаны стихи.

Гениальность этой истории в удивительной убедительности легенды о переводе. Это совершенное попадание, вольная или невольная стилизация под Франсуа Вийона (и в особенности, полюбившиеся всем переводы Эренбурга).

И, пожалуй, я пока оставлю метку "Песни на стихи Вийона" 🙂

Удивительная история песни “Молитва” Булата Окуджавы

Б. Окуджава: "Никакого отношения к Франсуа Вийону эта песня не имеет. Я написал стихи о себе, о своей жизни. Но в редакции не захотели это так печатать, и я назвал их «Молитва Франсуа Вийона». Но это было давно, теперь уже так не делают."

История вышла крайне запутанной:)) Многие по-прежнему считают, что Окуджава перевел Вийона, и не верят признанию Б.Ш. Но я искала во французских источниках и не нашла такого стихотворения. Есть с похожим названием "Баллада с молитвой Богоматери" Ballade pour prier Notre Dame, и ее слова не похожи вовсе на "Молитву" Окуджавы.

И, пожалуй, я пока оставлю метку "Песни на стихи Вийона" 🙂

Добавить комментарий
3 комментария

Android

Выбрать язык Текущая версия v.208.1

«Молитва» в исполнении Булата Окуджавы

Пока Земля еще вертится, пока еще ярок свет,

Господи, дай же ты каждому, чего у него нет:

умному дай голову, трусливому дай коня,

дай счастливому денег… И не забудь про меня.

Пока Земля еще вертится, Господи, — твоя власть! —

дай рвущемуся к власти навластвоваться всласть,

дай передышку щедрому хоть до исхода дня.

Каину дай раскаянье… И не забудь про меня.

Я знаю: ты все умеешь, я верую в мудрость твою,

как верит солдат убитый, что он проживает в раю,

как верит каждое ухо тихим речам твоим,

как веруем и мы сами, не ведая, что творим!

Господи, мой Боже, зеленоглазый мой!

Пока Земля еще вертится, и это ей странно самой,

пока ей еще хватает времени и огня,

дай же ты всем понемногу… И не забудь про меня.

No related posts.

Жми «Нравится» и получай только лучшие посты в Facebook ↓

Песня молитва булата окуджавы

Поэты часто становятся героями своего времени. Они являются голосами поколения, представляют не только собственный взгляд, но отражают и тенденции настроений в обществе. «Молитва» Булата Окуджавы в этом смысле представляет интересный культурный феномен.

Песня о Боге

Каждый человек обладает собственным представлением о Высшей силе, которая заставляет деревья расти, птиц летать, а землю вертеться. Часто многие художники отрицательно относятся к религии, но имеют веру в Бога. Эти представления можно увидеть в «Молитве» Булата Окуджавы. Написана она якобы на стихи Франсуа Вийона, но на самом деле автор лишь прикрылся именем бунтаря-француза.

Вийон вполне мог написать стихотворение в виде обращения к высшей силе, поскольку его приемный отец был священником. Судьба поэта была вполне в духе социализма — он пережил суд, состоял в банде, был деклассированным элементом, чудом избежавшим несправедливой казни. Поэтому его имя на подобном стихотворении может показаться убедительным.

Поэт и вера

В то время, когда была написала песня «Молитва», Булат Окуждава никак не мог опубликовать ее в таком виде. Тема религии была под запретом. Пришлось выдумать ловкий ход, упомянув поэта из «прогнившей» Европы. Стихотворение вышло в начале 60-х, было хорошо известно. Второй пик популярности пережило во времена перестройки.

Сам автор много раз заявлял, что не верит в Бога. Однако, многие литераторы 20 века в то же время твердо были убеждены в бессмертии собственной души. Они отторгали всяческие культы, оставляя за собой право самостоятельно находить способы общения с невидимой силой. Страх перед наказанием — это не то чувство, которое способно заставить творческого человека прийти к вере. А ведь именно его зачастую навязывает религиозная практика.

Текст «Молитвы» Булат Окуджава был им самим положен на музыку, исполнен под гитару. Пели эту песню и другие российские исполнители. В нем ощущается желание узнать Творца, но слабый человеческий ум постичь Его не в силах. Он видит присутствие могучей руки в смене времен года, высокие горы и бесконечное небо — все это рисунок величайшего художника. Но сам человек способен лишь на то, чтобы сохранить собственную честь.

Кого же воспевает Булат Окуджава, если не Бога, в своем стихотворении «Молитва»? В центре его внимания вовсе не Творец — а люди. Каждого он считает уникальным, ценным, достойным того, чего (по недосмотру, видимо) в жизни не хватило. Просит он дать что-то каждому, и недоверчиво в конце каждого куплета напоминает о себе («не забудь про меня»).

Данное художественное произведение, несомненно, заслуживает внимания.

Песня молитва Людмилы Гурченко
Молитва Божьей Матери «Умягчение злых сердец» — найдете здесь
Молитва вдовы об усопшем муже — как пережить утрату — https://bogolub.info/molitva-vdovy-ob-usopshem-muzhe-kak-perezhit-utratu/

Текст молитвы Булата Окуджавы

Пока земля еще вертится,

Пока еще ярок свет,

Господи, дай же ты каждому,

Чего у него нет:

Мудрому дай голову,

Трусливому дай коня,

Дай счастливому денег…

И не забудь про меня.

Пока земля еще вертится, —

Господи, твоя власть! —

Дай рвущемуся к власти

Дай передышку щедрому,

Хоть до исхода дня,

Каину дай раскаяние…

И не забудь про меня.

Я знаю: ты все умеешь,

Я верую в мудрость твою,

Как верит солдат убитый,

Что он проживает в раю,

Как верит каждое ухо

Тихим речам твоим,

Как веруем и мы сами,

Не ведая, что творим!

Господи, мой Боже,

Пока земля еще вертится,

И это ей странно самой,

Пока ей еще хватает

Дай же ты всем по немногу…

И не забудь про меня.

песня–молитва матери о сыне за благополучие и о защите над ним; молитва матери о крепком здоровье сына; молитва матери, если сын покидает отчий дом; молитва, помогающая сыну найти цель в жизни.

По сути песня Людмилы Гурченко «Молитва» стала главной песней для многих русских матерей, которые ждали и ждут в данный момент своих детей с горячих точек. . Песня молитва Булата Окуджавы.

Услыша твою молитву Владыка небесе и земли, егда взываше к Нему из сердца, и повеле морю, — и преложися в тишину морское волнение, преподобне: дивящееся же вси спасеннии, верно вопияху: Радуйся, источниче чудес неисчерпаемый.

Каждая песня начинается с ирмоса, далее идет краткий припев, он повторяется в каждой песне. В заключении еще два стиха. В конце идет молитва, где резюмируется весь смысл обращения к Господу.

2 Когда читается. 3 Текст молитвы. 4 Грехи, против которых помогает молитва. 5 Положительные качества. История. . место в творчестве подвижника веры занимала духовная поэзия, из которой составлялись целые сборники духовных песен.

Оставить комментарий Cancel Reply

Глава вторая «МОЛИТВА»

Не будет преувеличением сказать, что «Молитва» – в первых публикациях и записях «Молитва Франсуа Вийона» – наиболее цитируемое произведение Окуджавы. О причинах этого предпочтения мы поговорим ниже. Историю создания песни неоднократно изложил (и, по обыкновению, запутал) сам автор: в одном интервью 1985 года рассказывал «Московским новостям», что сочинял эту вещь чуть ли не десять лет по строчке в год – и это звучит вполне убедительно, ибо «Молитва» состоит из парадоксальных формул-афоризмов, сочинить которые подряд можно было только в редчайшем приступе вдохновения. В другом говорил, что сочинил «Молитву» во время тяжелой болезни Ольги – в 1964 году, в Ленинграде. Музыка, согласно свидетельству самого Окуджавы, была сочинена три года спустя, и это, по его признанию, самый долгий промежуток между сочинением текста и мелодии. Первые исполнения отмечены в 1967 году, на московских и французских концертах.

Прежде всего разберемся с утверждением о многолетней предварительной работе над текстом: вряд ли Окуджава действительно «сочинял по строке» эту редкостно цельную вещь, но у нее есть две предшественницы, два наброска – песня «Вот счастливый человек» и «Время идет, хоть шути – не шути» (обе—1960 года). В первой, не слишком удачной и откровенно эскизной, уже заложены будущие «вийоновские» парадоксы:

Вот несчастный человек – это видно по всему,

Но почему же, почему у него бессрочный век?

Вот счастливый человек – это видно по всему,

Но почему же, почему у него короткий век?

Вот влюбленный человек – это видно по всему,

Но почему же, почему у него печальный век?

В мире все цепи разомкнуты: грусть, как будет сказано позже, соседствует с любовью, счастье всегда кратко, несчастью удивительным образом сопутствует ненужное и обременительное долголетие; в «Молитве» три года спустя пойдет речь как раз о том, чтобы эти противоречия как-нибудь разрешить: счастливому дать денег, щедрому – передышку. Вторая песня – тоже молитва, но пока безадресная:

Время идет, хоть шути – не шути,

как морская волна, вдруг нахлынет и скроет.

Но погоди, это все впереди,

дай надышаться Москвою.

Мало прошел я дорогой земной,

что же рвешь ты не в срок пополам мое сердце?

Ну не спеши, это будет со мной,

ведь никуда мне не деться.

Видишь тот дом – там не гасят огня,

там друзья меня ждут не больным, не отпетым,

ну не спеши, как же им без меня —

надо ведь думать об этом.

Дай мне напиться воды голубой,

придержи до поры и тоску, и усталость.

Ну потерпи, разочтемся с тобой —

я должником не останусь.

Любопытно смещение акцента: в «Молитве» речь идет о ком угодно, а о себе – в последнюю очередь. Более ранняя песенка – исключительно о страхе умереть или сгинуть до того, как сказано главное слово. По воспоминаниям Ольги Батраковой, роман с которой относится как раз к 1959–1960 годам, Окуджава часто заговаривал с ней о страхе смерти, о том, что жить ему, быть может, осталось недолго; то ли так проявлялся кризис среднего возраста, то ли это была компенсация внезапного счастья – пришла первая слава, он нащупал наконец свой путь, и как раз в такие минуты внезапная гибель подстерегает особенно часто. Молитва была услышана, автор получил отсрочку на целых тридцать семь лет – тоже не очень много, конечно, но по крайней мере в последних интервью Окуджава повторял, что «свое сделал» и «предназначение выполнил». Он, впрочем, не только за себя просит: он отвечает и за друзей, и за Москву, о которой никто без него так не споет, и за слова, покуда не сказанные; но на фоне «Молитвы Франсуа Вийона» эта ранняя песня все же куда слабей. Дело не только в тематической узости, особенно заметной на фоне универсализма «Молитвы», в которой автор выступает уже предстоятелем за все человечество; причина и в том, что, обращаясь к неназванному адресату, поэт выигрывает в универсальности, но проигрывает в энергетике.

Вопрос о том, к кому обращено, скажем, лермонтовское «За все, за все тебя благодарю я», дебатируется сто пятьдесят лет и вряд ли решится; будь эти стихи только обращением к женщине – они были бы прекрасны, и только. Великими их делает второй возможный адресат. Прямое обращение к этому адресату придает «Молитве» 1964 года тот вселенский масштаб, которого раннему Окуджаве недоставало.

При разговоре о «Молитве» не обойтись без анализа собственно религиозных представлений автора. Особенно часто в восьмидесятые варьировалась версия о том, что никакого Франсуа Вийона в первоначальном замысле не было, стихи не имели названия, но в августе 1964 года, принеся подборку в «Юность», Окуджава столкнулся с редакторским требованием замаскировать религиозную тематику стихотворения. Тогда, по воспоминаниям Аксенова, он мгновенно (возможно – даже с внутренней готовностью к этому) сымпровизировал другое название – «Франсуа Вийон»; под названием «Молитва Франсуа Вийона» песня издана на первом советском «гиганте» Окуджавы 1976 года и прожила так до середины восьмидесятых, когда он порекомендовал шведской исполнительнице своих сочинений Кристине Андерсон называть песню просто «Молитвой», не тревожа тень грешного француза.

Сам Окуджава демонстративно и многократно называл себя атеистом, причем не только тогда, когда «так полагалось», но и позже, когда не полагалось вовсе. Во всем, что касалось интимнейшего, он был особенно скрытен, и мы не раз имели случай в этом убедиться; между тем проговорки о самой искренней вере в его стихах случаются часто, ни единого намека на атеизм в них нет, если не считать декларации «Не верю в Бога и судьбу», – но ведь эта декларация, вопреки расхожему мнению, перу Окуджавы не принадлежит. В оригинальном стихотворении 1964 года (напечатанном во втором номере «Юности» за этот год) сказано:

Не верь ни богу, ни судьбе. Молись прекрасному и высшему

Предназначенью своему, на белый свет тебя явившему.

Чванливы черти, дьявол зол, бессилен бог, ему неможется…

Согласитесь, здесь наличествует хотя бы формальная логика: Бог, в которого не веришь, не может быть бессилен – он попросту отсутствует. (В песне, звучащей в фильме «Жизнь и смерть Фердинанда Люса», поется еще резче – «бездарен бог», что уж никак не соответствует общему тону стихотворения.)

Ни одна мировая религия не снимает главного вопроса – о теодицее; считать Бога бессильным – не хочется, всемогущим – не получается. Все представления верующих оказываются на поверку именно «слишком человеческими», антропоморфными – а потому негодными; еще отвратительней попытки осуществлять репрессии и устанавливать диктатуру от имени Абсолюта. Еще Набоков недоумевал, как люди, с такой последовательностью отвергающие любую диктатуру, легко и готовно признают абсолютную, не признающую объяснений и оправданий власть Бога. Позиция советской интеллигенции в этом случае была тверда и последовательна: не для того так упорно отвергали советскую власть с ее претензией на тотальный контроль малейших душевных движений, чтобы с тем большей готовностью прибежать под хоругви. Окуджава отрицает любые попытки людей говорить от лица Божества и транслировать его установления – но по-набоковски ощущает всю жизнь пронизанной излучением чудесного. «Скоро увижу я маму мою, стройную, гордую и молодую» – атеист такого (и так!) не произнесет. «Убежденность в личном бессмертии начисто отделена в творческой мысли Набокова от всякой мифологической религиозности» (О. Ронен) – с тем же основанием это можно сказать и об Окуджаве, и о подавляющем большинстве лириков ХХ века, для которых главным аргументом в пользу бытия Божия был не страх, не церковные догматы, но сам мир с его невыразимым очарованием и поэтическими тайнами. Религиозные же мифологии представляются Окуджаве лишь еще одним людским способом угнетать и морочить друг друга – отсюда его явная, кажущаяся кому-то коммунарской антипатия к официальной церковности. Ничего коммунарского и атеистического тут нет, поскольку коммунары отрицают и милосердие, и снисхождение – и в этом смысле мало чем отличаются от савонарол той или иной конфессии; Окуджаве враждебны были любые проявления ханжества, да и всякая внешняя религиозность – именно в этом смысле стоит трактовать его уже упоминавшиеся стихи о старой Москве, об окрестностях Новодевичьего монастыря («Пожалуйста, не разоряйте гнезда галочьи»). Печатать он этого не печатал, но написать – написал. Ясно, что вещь не столько антирелигиозная, сколько антимещанская, в духе его ранней лирики, направленной против всякой косности. Однако молодое богоборчество было; написал же он в опубликованном в 1959 году стихотворении «Детство» – довольно слабом, – как испугался грозного Саваофа, но вдруг:

А Бог мигнул мне глазом черным

Так, ни с того и ни с сего,

И вдруг я понял: это ж дворник

Стоит у дома моего!

Бог с «глазом черным», Бог-надзиратель Окуджаву совершенно не устраивает – не зря в «Молитве» он сделал своего Бога зеленоглазым; но главное – несмотря на всю плакатную наивность этого стихотворения из сборника «Острова», в нем точно описан механизм обожествления власти, превращения дворника в божество – и наделения божества чертами дворника. Этот подобострастный антропоморфизм никакого отношения к религии не имеет.

Бог – не абсолютный командир всего сущего, но лишь один из участников бесконечной войны, в которой каждый из нас – солдат на добровольно избранной стороне; именно поэтому просить Бога о чем-либо – вещь почти безнадежная: ты сам здесь для того, чтобы осуществлять его планы. Просить стоит Природу, всю совокупность сущего:

Молюсь, чтоб не было беды, и мельнице молюсь, и мыльнице,

Воде простой, когда она из крана золотого выльется,

Молюсь, чтоб не было разрух, разлук, чтоб больше не тревожиться…

О, руки были бы чисты! А остальное все приложится.

Евангельская цитата – «ищите Царствия Небесного, а остальное приложится вам» – здесь очевидна, но в журнальной публикации поэт еще и вынес ее в название – «А остальное все приложится». Религиозность Окуджавы здесь охарактеризована вполне четко: его не устраивают выдуманные людьми образы чертей, бога, сатаны; под «предназначеньем», являющим на свет все живое, понимается предельно обобщенное «прекрасное и высшее» начало, по сравнению с которым ничтожны жалкие человеческие персонификации. В результате декларация гордыни – «не верю в Бога и судьбу» – превращается в искреннее и беспомощное признание: не знаю, кому я обязан жизнью, кто управляет ею, кто прислал меня сюда, не верю в созданные людьми жестокие и ограниченные химеры, но молюсь каждому проявлению божественной творческой воли; не только изделиям рук человеческих, будь то мельница, мыльница или хитро устроенный золотой кран, но и «воде простой». Гадать о природе Божества не следует: заботьтесь о чистоте собственных помыслов и рук – «а остальное все приложится».

Именно поэтому не стоит воспринимать «Молитву» – единственное у Окуджавы прямое обращение к Богу – как прямое и личное высказывание. Даже у Слуцкого подобное бывало – «Господи, больше не нужно, Господи, хватит с меня», – но у Окуджавы никогда: именно потому, что обратиться к православному, или еврейскому, или любому другому личному Богу – для него значит присоединиться к толпе, к людям внутренне несвободным. Комиссар еще может уверовать – и таких примеров множество; но скромный агностик, сознающий чудесность мира и отказывающийся объяснять ее словами, будет уж скорее молиться «мельнице и мыльнице». Легко и соблазнительно было бы поверить в версию насчет молитвы к жене, и такая трактовка вероятна – поверим автору; это, конечно, придает песне неожиданный смысл, но в иронической лирике Окуджавы он возможен.

Если поставить на место Бога женщину, все становится на места: любовь – своего рода альтернативная реальность, в которой многие земные страсти облагорожены и чудесно преображены. Умник, привыкший к абстрактным теоретизированиям, действительно обретает в любви подлинную мудрость; трусливый волей-неволей преобращается в рыцаря – и если не любовь, кто же даст ему коня? Что, как не любовь, способно подарить перерождение закосневшему во зле, нераскаянному убийце Каину? «Дай рвущемуся к власти навластвоваться всласть» – в чем, как не в любви, осуществляется эта безвредная утопия? Конечно, если этот властолюбец осуществит свои мечты в государственном масштабе, мало не покажется никому, но если он удовлетворится иллюзией власти над женщиной, – а в любви эта иллюзия обладания неизбежна и безвредна, – мир, глядишь, вздохнет с облегчением. Именно любовь позволяет щедрому передохнуть, подзарядиться от другого – ибо истинная любовь не есть акт дарения или приятия, но именно счастье взаимной щедрости. Некоторая неувязка возникает с просьбой «Дай счастливому денег»; но и это, если поднатужиться, можно объяснить – ведь семейное счастье категорически требует гнезда, и стало быть, счастливый остепенится. Иными словами, если допустить, что «Молитва» Окуджавы обращена к женщине, выстраивается следующий смысл: пусть любовь – как альтернативный, улучшенный вариант жизни – поможет всем живущим удовлетворить свои страсти в наиболее безопасном и мирном их варианте; пусть она рассеет абстрактные умствования, утихомирит властолюбца, укоренит в жизни романтического счастливца, сподвигнет на подвиги труса. и вдобавок осыплет милостями автора, памятующего обо всех своих несовершенствах. Любовь выправляет изначальную кривизну мироустройства. Как тут не вспомнить предсмертного предостережения мудрого Каверина: «Бойся счастья, оно спрямляет жизнь».

Это смысл парадоксальный, но по-своему привлекательный. Настораживает одно – подобное прочтение безмерно обедняет песню. Да и натянутость некоторых толкований заставляет предполагать тут упрощение замысла; «Молитва» задевает куда более глубокую струну.

На нью-йоркском концерте 1979 года Окуджава сказал: «В заключение я спою вам песню, которая была когда-то названа очень витиевато – „Молитва Франсуа Вийона“ (грянули аплодисменты. – Д. Б.), – но к Вийону она никакого отношения не имеет. Пятнадцать лет назад надо было ее так назвать». Хронологически он точен – первая публикация песни (и соответственно переименование) состоялась ровно за пятнадцать лет до того; сложней с Вийоном.

Тот факт, что о Вийоне Окуджава при сочинении этой песни думал, довольно очевиден (не говоря уж о том, что на концерте 18 апреля 1968 года в МВТУ он называет Вийона в числе любимых поэтов, после Пастернака и Александра Сергеевича). Именно упоминание Вийона привносит в песню мощный культурный пласт, отказываться от которого недальновидно: все Средневековье, масса ассоциаций с его культурой и богословием, романтика Европы, Латинского квартала, школярского буйства. Да и само слово «школяр», столь знаковое в окуджавовской прозе, отсылает к судьбе Вийона и драматической поэме Павла Антокольского о нем – Окуджава знал и любил эту вещь. «Молитва» отсылает сразу к трем сочинениям прославленного школяра: «Баллада поэтического состязания в Блуа», «Баллада истин наизнанку» и «Баллада примет». Стоит напомнить историю создания первой: в 1461 году принц Карл Орлеанский устроил в своем замке в Блуа поэтический турнир – предложил гостям написать балладу с заданной первой строкой «От жажды умираю над ручьем». Каждый, согласно легенде, решил эту тему по-своему, что и отражено в пьесе приятеля Окуджавы Юлиу Эдлиса: сам хозяин сочинил прочувствованный патриотический текст – он стоит над рекой на французской границе и сохнет по Родине, находящейся по ту сторону; другой участник написал, что не может утолить жажду водою и тоскует по вину; один Вийон развил противоречие, заложенное в первой строчке, и, по словам лучшего переводчика баллады Ильи Эренбурга, сочинил «исповедь человека, освобожденного от веры и догмы»: «От жажды умираю над ручьем, смеюсь сквозь слезы и тружусь играя. Куда бы ни пошел, везде мой дом. Чужбина мне – страна моя родная. Я знаю всё, я ничего не знаю…»

Державин, понятия не имея о балладе Вийона, писал фактически то же самое: «Я царь – я раб – я червь – я Бог!» Окуджава мог подписаться под каждой строкой вийоновского шедевра – хотя бы потому, что собственное его положение в литературе характеризуется в этот момент истинно вийоновской двусмысленностью: всеми принят, изгнан отовсюду; известен каждому – признан еле-еле и сквозь зубы; собирает многотысячные залы – и не имеет собственного жилья. А уж героический девиз «Отчаянье мне веру придает» давно стал его собственным – разве что вслух он нигде об этом не кричал. «Умному дай голову, трусливому дай коня» – очень по-вийоновски сказано и явно отсылает к источнику; автор признается, что знает о внешнем мире всё подряд – но в себе до сих пор не разобрался. «Я знаю книги, истины и слухи, я знаю всё, но только не себя» – это отчетливо корреспондирует с любимой окуджавовской мыслью об относительности всякого знания: «Как верит солдат убитый, что он проживает в раю». «Мир наизнанку» полон безголовых умников, нищих счастливцев, он управляется трусами и властолюбцами, а щедрые в нем не знают ни покоя, ни отдыха. Главный пафос Окуджавы – вийоновский: Господи, верни этому миру порядок! Смири его противоречия! Пусть восстановится норма!

«Молитва» развивает другое стихотворение 1963 года: оно написано чуть раньше, но тем же дольником. 11 декабря 1962 года Павел Антокольский в «Литературной газете», в статье «Отцы и дети», выступил в защиту Окуджавы, упомянув «заговор молчания» вокруг его поэзии. Окуджаве был не только нужен, но и по-человечески приятен этот привет от старого мастера. Вскоре он ему ответил дружеским посланием:

Киплинг, как леший, в морскую дудку посвистывает без конца,

Блок над картой морей просиживает, не поднимая лица,

Пушкин долги подсчитывает, и, от вечной петли спасен,

В море вглядывается с мачты вор Франсуа Вийон!

То, что Вийон сделан тут впередсмотрящим, принципиально; имя его было паролем для Антокольского, считавшего поэму о нем лучшей своей вещью. Так что Окуджава в это время думал о нем – и писал свою «Молитву» не только от собственного имени. В мае 1964 года, получив этот текст от Окуджавы, Антокольский записывает: «Очень умные и смелые стихи. Думаю, что петь их нельзя, так как слишком длинны строки (размер киплинговской баллады)». Оказалось, что и киплинговская баллада поется, если усилить цезуру. 1 июля 1966 года Антокольский отмечал семидесятилетие; Окуджава был приглашен и решил, по обыкновению, подарить песню. На одном из выступлений в ноябре 1980 года он рассказывал об этом так: «Я к этому дню рождения придумал какую-то мелодию, чтобы спеть эти стихи, посвященные ему. И я ему спел на дне рождения. А потом мне показалось, что эта мелодия лучше подходит к „Молитве Франсуа Вийона“».

Антокольский записывает в дневник 6 июля 1966 года: «Ну вот и юбилей мой. И поэтический праздник тоже был: Булат Окуджава спел несколько песен, Белла читала свою „Елабугу“, Женя Евтушенко – несколько затянутое стихотворение на смерть Ахматовой.» Присутствовал и Симонов, прочитавший два перевода из Киплинга. Застолье у Антокольского собрало всю литературную фронду – его семидесятилетие отмечалось среди каменного молчания официальных инстанций, которые он разозлил подписью под письмом в защиту Синявского и Даниэля. Большинство собравшихся – Окуджава, Евтушенко, Ахмадулина – тоже были подписантами. Поздравляя Антокольского, Окуджава чествовал не только старого поэта, некогда защитившего его, но и соратника по сегодняшней литературной борьбе; обращение к имени гордого разбойника Вийона было в этих обстоятельствах символично. Жаль, у Антокольского в Пахре не было магнитофона: больше это посвящение никогда не исполнялось.

Что касается «Молитвы» – вероятно, сам автор верил в ее действенность ровно настолько, насколько верит в свое райское блаженство убитый солдат; насколько верит Франсуа Вийон в действенность своих прошений о помиловании. дважды, впрочем, удовлетворявшихся! Об этом пророчески написал Мандельштам: «Виллон дважды получал отпускные грамоты – lettres de remission – от королей: Карла VII и Людовика XI. Он был твердо уверен, что получит такое же письмо от Бога, с прощением всех своих грехов. Быть может, в духе своей сухой и рассудочной мистики он продолжил лестницу феодальных юрисдикций в бесконечность и в душе его смутно бродило дикое, но глубоко феодальное ощущение, что есть Бог над Богом…» Это уже, пожалуй, прямо о мироощущении Окуджавы, провидевшего над «бессильным Богом» некое другое, абсолютное Божество, с чьим всевластием он по-человечески отказывался мириться. Может быть, потому в его обращении к Богу – бессильному, по-человечески близкому, понимаемому как командир одинокого, измотанного в боях подразделения, – чувствуется особое смирение: «Дай же ты всем понемногу». Помногу – нет.

В этом контексте легко обнаружить библейский источник строки про «тихие речи» («Как верит каждое ухо тихим речам твоим»): это книга Царств, 19, 11–12: «И сказал: выйди и стань на горе пред лицем Господним, и вот, Господь пройдет, и большой и сильный ветер, раздирающий горы и сокрушающий скалы пред Господом, но не в ветре Господь; после ветра землетрясение, но не в землетрясении Господь; после землетрясения огонь, но не в огне Господь; после огня веяние тихого ветра, и там Господь». Так, после громов и молний советского романтизма пришел тихий голос Окуджавы – и в нем божественная диктовка ощущалась всего яснее.

О чем молитва окуджавы

Удивительная история песни "Молитва" Булата Окуджавы

Удивительная история песни “Молитва” Булата Окуджавы

«Молитва» в исполнении Булата Окуджавы

Песня молитва булата окуджавы

Песня о Боге

Поэт и вера

Текст молитвы Булата Окуджавы

Оставить комментарий Cancel Reply

Похожие статьи

Глава вторая «МОЛИТВА»

Похожие главы из других книг

Глава 5 Молитва за царя

№ 85 к стр. 457 Молитва

Глава двенадцатая МОЛИТВА

Молитва вторая

май 23 Молитва

Глава двадцать шестая НОЧНАЯ МОЛИТВА

Глава тридцать седьмая МОЛИТВА ТРЕХ

ГЛАВА 23 Четки из носового платка — Вши под нарами — Выехать в 24 часа! — Снова в горы — Молитва вернулась — Провалившаяся медогонка — По бревну над потоком

Глава пятнадцатая. ИИСУСОВА МОЛИТВА

Глава двадцать третья. ИИСУСОВА МОЛИТВА И БЕСНОВАТЫЙ ЮНОША

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ Отменить ответ

ПОПУЛЯРНЫЕ МОЛИТВЫ

Молитва ом что это

Молитва за мужа дальнобойщика

Молитва мученице акилине

Молитва на разбитое сердце

НОВЫЕ МОЛИТВЫ

19 августа преображение господне молитва

Молитва чтобы любимого тянуло ко мне

Молитва чтобы парень забыл бывшую

Молитва подажь божья